Грааль клана Кеннеди - Екатерина Барсова

Наши дни. Москва

Итак, жизнь не удалась, закончилась, пошла коту под хвост, сделала пике….

Маруся сидела в темноте со стаканом виски и слышала, как ее зубы выбивают мелкую дробь. Она сделала большой глоток спиртного и почувствовала, как зашумело в голове. И пусть! Все, что ей сейчас надо, – это напиться до беспамятства, чтобы голова и все чувства полностью отключились и вместо этого образовалась одна большая пустота. Маруся икнула и посмотрела в стакан. Почти пуст. Вот уже третий вечер она проводит время так и ничуточки не жалеет. Разве ей не все равно?

Все равно. Раз Он… никогда не будет с ней. Он объявил окончательно и бесповоротно. Он решил вернуться в семью, хотя по, большому счету, Марусе ничего никогда и не обещал. Но надежда была всегда. В течение двух с половиной лет надежда то расширялась до размеров Вселенной, которая вбирала в себя их будущие совместные вечера, поездки на море, теплый песочек, кожу, которая мгновенно обгорала и остро пощипывала, и мягкую растопыренную ладошку ребенка… Здесь Маруся обычно зажмуривалась, и ей становилось трудно дышать. Это была почти запрещенная тема. Дочка или сын… Все равно. Но вот ощущение ладошки с крохотными пальчиками было таким живым, таким явным…

Она заплакала, и слезы капали в стакан с виски… И пусть! Окно распахнулось от сильного ветра, занавески надулись пузырем и опали. От ветра легкий пластмассовый стакан с карандашами упал со стола, и карандаши со стуком рассыпались по полу. Вдали протяжно громыхнуло. Гроза! Надо бы закрыть окно. Так всегда Марусю учила бабушка Елизавета Федоровна. Вечная ей память. В грозу нужно окна держать плотно закрытыми, иначе может влететь шаровая молния.

Молния… Ну влетит и влетит, одной жизнью станет меньше, равнодушно подумала Маруся о себе, как о постороннем человеке. Эка невидаль! Зачем вообще жить, если Костя никогда, никогда не будет с ней!

Она заревела с новой силой. Стакан в руке дрожал, Маруся поставила его на стол.

Захотелось налить еще.

Бутылка виски стояла на кухне. Нужно пойти и взять ее. Маруся встала с кресла и неровной походкой направилась на кухню. Небо набухало чернотой, но на горизонте маячили, поблескивали тонкие светло-серые полосы. Маруся, держась руками за стенки, дошла до кухни, не зажигая свет, открыла шкафчик и достала бутылку.

Обратный путь она проделала также впотьмах и, плюхнувшись в кресло, налила себе новую порцию виски.

Громыхнуло уже совсем рядом. Она вжала по давней привычке голову в плечи и замерла. С детства она боялась гроз и, когда они жили на даче, сразу перебиралась в постель к бабушке, шлепая босыми ногами по дощатому полу. Маруся ныряла к ней под одеяло и прижималась, дрожа. Бабушка успокаивала ее, гладила по голове и приговаривала:

– Сейчас она пройдет, потерпи немного…

Бабушки вот уже как пять лет не было.

Резкий дребезжащий звук раздался за окном, а потом – сухой, оглушительно-громкий. И вдруг с оттяжкой ударило так, что окна задребезжали.

– Надо закрыть окно, – пробормотала Маруся.

Она поднялась с кресла, подошла к окну и замерла, завороженная открывшимся зрелищем. Небо было густо-черным, с глубокими синими прожилками. Плотная, непроницаемая чернота, в которой можно увязнуть и утонуть. Протяни руку – и исчезнешь в ней, как в тумане.

Гроза ударила еще раз, второй, третий… Сверкнула молния, разрезая небо ослепительно-белым зигзагом. И как по команде полился сплошной стеной дождь.

Молния ударила снова. И при ее свете Маруся увидела на крыше пятиэтажного дома напротив, около трубы, кота, сидевшего и смотревшего прямо на нее.

«Господи, он же вымокнет», – мелькнуло в голове у Маруси.

Теперь уже громыхнуло совсем рядом: пронзительно, душераздирающе громко, Маруся закричала и, схватившись за край подоконника, опустилась на пол. Молнии вспарывали небо с сухим треском, извиваясь, будто танцуя древний языческий танец, Маруся, преодолевая страх, подняла голову. Теперь ее подбородок был вровень с подоконником. Она посмотрела на крышу дома напротив. Кот исчез.