Ноябрьский триллер - Татьяна Любова

Дождь. Грязь. Треклятая слякоть! Сколько можно? Большая часть человечества проживает на залитых солнцем землях. Мы же обитаем на диком пространстве, именуемом Евразией, где теплая погода стоит в лучшем случае четыре месяца в году. А все остальное время — либо холодная зима, либо то, что называется межсезоньем, другими словами, нечто отвратительное и склизкое с сыплющейся с пасмурного неба колючей снеговой крошкой. Вот в такие дни и проходит основная часть жизни среднего россиянина.

Именно межсезонье — а точнее, ноябрь месяц — хлюпало сейчас простуженным носом над ухом у Натальи Погодиной. А может быть, это хлюпали некогда изящные, а теперь разбухшие от сырости итальянские сапоги тридцать девятого размера, купленные на распродаже за восемьдесят девять долларов? Какая разница! Главное — не то, что вокруг промозгло и мерзопакостно, главное — противно и даже гнусно было на душе у Натальи. Ее унылый вид гармонично вписывался в окружающий пейзаж: обглоданные осенними ветрами ветви старых лип, лужи, маслянисто поблескивающие в желтоватом свете редких фонарей, и согбенные спины одиноких прохожих, стойко, по-фронтовому преодолевающих сопротивление ноябрьского ветра. Тот теперь частенько завывал по ночам, и Наталья с содроганием прислушивалась, как на его вой эхом отзывается ее душа: «Ау, лиходей! И мне тошно, и мне бы повыть в голос, да стесняюсь».

Больше всего на свете она ненавидела ноябрь и вареный лук, но от лука можно было отказаться, а ноябрь надвигался неотвратимо, как смерть, повергая Наталью в уныние. В личной жизни, а она для женщины имеет первостепенное значение, установился полный штиль — не везло Наталье с мужчинами. В этом была некая устойчивая закономерность: если мужчина ей нравился, то уже через неделю выяснялось, что он либо женат и страстно привязан к детям, либо имеет склонность к употреблению горячительных напитков. Ну а уж если не нравился, то… не нравился, и все тут (повод для нелюбви можно найти всегда). Работа? А что работа? Щелканье по клавишам компьютера, кофе для босса по три раза на дню, один выходной плюс двести пятьдесят баксов в месяц. Не разгуляешься, однако!

Ветер задувал так, что временами Наталье приходилось останавливаться и разворачиваться к нему спиной, дабы переждать его очередной взрывной порыв, грозивший раздуть пальто парусом и унести ее в неведомые дали, где, быть может, обитает большая любительница ветреной погоды Мэри Поппинс.

Во время очередного штормового приступа, Наталья остановилась возле фонарного столба:

— Если так пойдет и дальше, то домой я попаду аккурат к понедельнику. И чего я такси не взяла, дуреха?

В ту же минуту неподалеку от нее затормозила машина. Наталья не могла определить ни цвета, ни номера авто из-за покрывающего его густого слоя жирно поблескивающей грязи.

Из машины высунулась бородатая физиономия с шалыми глазами:

— Девушка, не устали бороться со стихией? Давайте подвезу. Или вы экстремалка?

В первую минуту Наталья заколебалась, но тут ее окатило очередным шквалом ноябрьского тайфуна, и она решилась:

— Мне в Беляево.

— Далековато, но я могу… если хорошенько попросить.

— Хорошо просить я не умею, поэтому в Беляево, сэр, и точка! — в тон нахалу отчеканила Наталья, и машина вместе с новой пассажиркой с визгом сорвалась с места.

По дороге ее упорно клеил развеселый водитель, которого звали Игорьком, но продрогшая женщина сразу раскисла в тепле машины и потому отвечала вяло.

Доехав, наконец, до дома, Наталья отвязалась от назойливого кавалера при помощи сотенной и, облегченно вздохнув, вышла из машины. И тут зазвенел мобильник. Наташа не признавала модной ныне полифонии, предпочитая старое доброе треньканье. Трещало где-то во внутреннем кармане пальто.

«Эсэмэска», — привычно определила Наталья и откинула крышку сотового. На светящемся белом экране латинскими буквами — текст: «Дорогая, Наташа! Приглашаем Вас на празднование юбилея господина Массимо Фандотти, которое состоится в пятницу 30 ноября в загородной резиденции господина Фандотти. Массимо и Лина Фандотти». И чуть ниже приписка: «Наташка, дорогая! Где ты мотаешься? Обзвонилась тебе. Приезжай к нам обязательно. Будет шикарно. Адрес — Лесное, 74. Целую. Лина».

Наталья было призадумалась, но холодный ветер пробирал до костей, и, лязгая зубами, она заторопилась к подъезду. Приглашение, конечно, хорошо: Наталья давно не виделась со старой подругой Линкой, но… Но после каждого визита к преуспевающим знакомым она заболевала в прямом смысле этого слова. Не простудой, нет, и не гриппом. Наталью охватывала депрессия. Насмотревшись на картину чужого счастья, она начинала вести раскопки собственного «эго». «Ну, что, что во мне не так? Или что такого в Линке? Почему ее жизнь складывается без сучка без задоринки, а мне судьба преподносит то кукиш с маслом, то просто кукиш? Линка — кривоногая, недалекая, да и готовить не умеет. Яичница с колбасой — для нее высший пилотаж».

Такого вот рода мысли посещали Наталью все чаще и чаще. Эффектная брюнетка с двумя высшими, мастерица готовить и вязать, умница, она шла по жизни, высоко подняв голову, выбивалась из сил, играя избранную ею же самой роль сильной и удачливой женщины, а по ночам ревела в подушку от одиночества и тоски.

«Вот не вышла вовремя, — пилила ее мама, — в женихах, как в соре, рылась. Тот — дурак, этот — слюнтяй, потому и осталась на бобах, милая моя».

«Н-да, — мысленно соглашалась с ней Наталья, — все путное давно разобрали, осталось то, что уже никому не нужно. А вот у Линки все, как в романе: удачный брак на втором курсе института, муж — итальянец, председатель совета директоров солидной фирмы по торговле парфюмерией и косметикой, сын и жизнь, полная любви, интересных встреч, путешествий и черт знает чего еще».

— Ну, что, что во мне не так?! — вслух произнесла она и осеклась: немногочисленные прохожие с недоумением поглядывали на прилично одетую женщину, разговаривающую сама с собой, стоя у хрущевской пятиэтажки.

«Совсем рехнулась!» — мысленно ругнула себя Наталья и нырнула в свой подъезд.