Поляна чистых душ - Галина Гордиенко

Тамара с ненавистью посмотрела на диктофон и уже в сотый раз включила запись. Противный мужской голос со страстью произнес:

– Оленька, дитя мое, клянусь: все от первого до последнего словечка – правда! Вся история!

Беспечный голос старшей сестры заставил Тамару вздрогнуть, она невольно сжала кулаки. Лелька же весело воскликнула:

– А я вам верю, Николай Ефимыч! Просто хочу записать ваш рассказ.

– Для истории? – хохотнул мужчина.

– Для друзей, – уточнила Лелька. Немного подумала и добавила: – И для истории, почему нет?

Неизвестный тяжело завздыхал – Тамара презрительно усмехнулась: – Еще один артист на ее голову, мало ей одной сестрицы! – и гнусаво затянул на одной ноте:

– Эту легенду в нашей деревне, да и в окрестных тоже все знали, от мала до велика. Нам, мелюзге, моя прабабушка ее рассказывала. Как сказку. Зимними вечерами, скажу вам, милая Оленька, слушать о лете особенно приятно.

Тамара обреченно пожала плечами: интересно, во что Лелька снова ее втягивает? Подсунула сегодня утром пленку, а что дальше?

– Сами знаете, лесов в Вологодской области видимо-невидимо, как и озер, болот, рек и речушек. Деревень, правда, с каждым годом все меньше остается. Нашей так давно нет, да и из соседних, по-моему, ни одной не осталось. Поразъехался народец по городам, поразбежался за лучшей долей. И то – чем заняться-то?

– Не отвлекайтесь, Николай Ефимыч, – строго одернула собеседника Лелька, – у меня пленка всего на сорок минут.

– Ничего, дочка, мне хватит. Ты лучше не перебивай старика, я сейчас мысль теряю легче, чем нахожу. Годы, будь они неладны!

– Молчу-молчу.

– На чем я остановился? О-о-о, лето! Так вот, бабуля на печи лежит, а мы, мелкота, на полу жмемся, головенки вверх задираем, глаза горят, рты открыты – от восторга дыхание перехватывает. Это бабуля нам о поляне для чистых душ сказку плетет. Ох и гладко же выпевала, что твой соловей!

Старик закряхтел. Лелька торопливо вздохнула.

Тамара тоненько рассмеялась: может, старшая сестрица решила местными легендами заняться? Запишет их, потом, скажем, книжку издаст? Хорошо, если так. Главное, безопасно. На первый взгляд.

– Как зажмурюсь, так ее голос и слышу. Лучшей сказительницей бабушка моя слыла! Э-э… О чем я? Да, сейчас-сейчас.

Невидимый рассказчик заперхал, и Тамара угрюмо усмехнулась: где только Лелька с дедом познакомилась? Впрочем, старшая сестрица на это мастер, из ее приятелей такую кунсткамеру составить можно…

Лелькин новый знакомый снова забубнил:

– Будто бы рядом с нашей деревушкой – час ходу, не боле – поляна среди болот затеряна. Ма-а-аленькая… Меньше нашей летней кухоньки, она всего-то метра три квадратных и была, не считая печи. На той поляне, аккурат в конце июня, дивный цветок распускался. Как раз на самый длинный день в году то чудо чудное приходилось, по словам наших стариков.

Долгая пауза заставила Тамару поморщиться, но она не стала нажимать на клавишу. Раздраженно смотрела на диктофон и ждала.

«Чудо чудное! Диво дивное, – неприязненно хмыкнула она. – Чешет как по книжке! Наверняка своей бабке-сказительнице подражает. Тоже мне – дед-баюн! В сон от его занудства клонит, сейчас челюсть вывихну, зеваючи…»

– Поляна невысоким кустарником заросла, еле ребенку до колена кусты вытягивались, – мечтательно продолжил незнакомец. – Ветки красные-красные, голые да колючие, ни одного листочка на них. А в ночь с двадцать второго на двадцать третье оживали те кустики, словно на них сверху кто живой водой брызгал. Бабуля нас уверяла, что так и оно и есть. Мол, святая Дева Мария поляну чудесную самолично опекала.

Старик опять надолго замолчал. Тамара рассеянно подумала: «Что только люди не наплетут. Каких только легенд не навыдумывают. Одна другой забавнее. Никакому фантасту не угнаться…»

– О чем это я? Ага, зацветали, значит. А уж как странно цвели-то! Будто сиреневой дымкой ветки окутывались. К поляне подходишь – не кусты видишь, нет. Облако на землю опустилось, мягкое, нежное и пахучее. А ежели в пасмурный день – так кусочек ясного неба. Цветы те… Ох, далеко мне до бабки моей, слов нет как нет!

Тамара фыркнула.

– Ну… они на ниточках пушистых к веткам крепились. И сами будто из шелковых ниток сшиты. Лепестки – тысячи тонких длинных паутинок, все оттенки голубого, синего и сиреневого. А сердцевина каждого цветка золотом отсвечивает. И медом они пахнут! А еще солнцем, летом и счастьем. Будто у счастья есть свой запах…

Старик судорожно всхлипнул. Хрипло рассмеялся и выдохнул с тоской:

– Единожды видал я те цветы! Потом три года с болот не вылазил, тухлой водицы нахлебался, не передать сколько. Тонул, кружил неделями вокруг нужного болота, от голода почернел, в щепку высох, да толку-то… Недостойный я, и все тут. А лет-то мне тогда едва четырнадцать стукнуло, откуда тяжкие грехи? Если только по мелочи. Ох, беда-беда!

Тамара пожала плечами. Ей казалось, что Лелькин собеседник слишком близко к сердцу свои россказни принимал. Словно верил в легенду, как в быль.

Впрочем, сколько ему? За восемьдесят? Наверняка в маразм впал, бедолага.

– Ладно, вернусь пока к бабусиным сказкам. Куда легче эдак-то. Э-э-э… так заманчиво она нам диковинные цветы описывала, что мы зимой, в душной избе, те волшебные запах своими сопливыми носишками чуяли. И дрожали в предвкушении лета – вот бы найти!

Да только бабуля нам сразу укорот давала. Баяла – к поляне не всякий выйти может. Для самых чистых душ и сердец та крошечная поляна. Других людишек злой леший вокруг кружить будет, в топи страшные заманивать, морок наводить, голосами чужими да звуками неведомыми стращать. В шаге пройдешь от дивных цветов, ничего не заметишь. Как слепой!

Старик горестно хмыкнул.

– А то и потопчешься по ним, будто и такое в старину бывало. Выберется измученный человек из болот, а на подошвах нити цвета неба прилипли, не отодрать их, в руках тают да темнеют, на глазах в пыль расползаются. Зато счастливчики…

Старик застонал, закашлял, зашуршал бумажным носовым платком. Лелька сочувственно и невнятно забухтела.