Выстрел в чепчик - Людмила Милевская

Моя Роза — гинеколог. Казалось бы, кто еще может к жизниближе стоять — только такой же гинеколог.

И как тут не позавидовать, ведь Роза у самых истоков бытия сутра до вечера. Изучает их, рассматривает, холит, лелеет. Сколько жизней насвет появилось благодаря нашей Розе, и при этом при всем у самой Розы нетникакой жизни. Может, потому, что этих жизней она немало и истребила, но речьпойдет не о вреде аборта и не о его пользе. Речь пойдет о морали, точнее, о ееотсутствии.

У Розы случилась такая неприятность, от которой немалохлопот досталось и другим. Я в их числе.

И если после этой истории мне кто-то скажет, что убийствоштука незаразная, — обязательно возражу.

Почему бы нет? Ведь заразным же оказалось покушение, откоторого пострадала Роза. Этим покушением переболели мы все одна за другой…

Но начну с самого начала.

У моей Маруси трагедия.

Даже две трагедии.

А если уж быть до конца откровенной, то целых три.

Хотя потерю Ивана Федоровича, нацелившегося на квартиру,дачу и тело Маруси, к трагедии я бы не отнесла. Это скорей удача. Очень вовремяона его потеряла, дай ему еще немного времени, и трудно было бы сказать, ктовладелец Марусиной квартиры: Маруся, Иван Федорович или вся его многочисленнаяродня, оставшаяся в заснеженном Архангельске.

Безусловно, потеря Ивана Федоровича — удача.

Крупная удача. Так считали все, кто знал Марусю.

И все были рады, потому что всем он уже надоел со своиминескромными восторгами: «А щеки! Щеки!»

Не представляю, как выносили эти восторги бедные щекиМаруси. Без боли не могла я смотреть, как он с криками «А щеки! Щеки!»безжалостно набрасывался на них и грыз, и смокал, и…

Что он с ними только не делал. Конечно, он всем надоел, этотИван Федорович Архангельский с его ненасытной любовью, в которую не верил никтони на грош. Он надоел всем. Всем, кроме Маруси.

Маруся потерю переживала тяжело и истерически жаждала найтито место, где ее обожаемый Иван Федорович — бабник и алкоголик — потерялся. Явсеми фибрами души его ненавидела, он ограничивал доступ к Марусе, а жизнь безМаруси чрезмерно пресна.

Нет, я жила, конечно, своей обычной жизнью, но дни мои сталипохожи на ту картину, из которой вдруг убрали все краски. То есть остались одниочертания, как в контурных картах, помнится, в детстве нас до одури истязалиими учителя географии. Не имея возможности подсмотреть в учебник, я всегдапутала цвета, и Черное море у меня почему-то было черным, Красное — красным, аЖелтое — соответственно желтым.

Примерно то же происходило и в моей жизни, когда ИванФедорович лишил меня Маруси. Не имея возможности обратиться к ней за советом, яправду наивно принимала за правду, а ложь за ложь, не докапываясь до самой сутии не опрокидывая все и вся с ног на голову. В связи с этим в моей жизнинаступил сокрушительный порядок…

Всем известно, каково русскому человеку жить в полномпорядке…

Впрочем, этого знать не может никто, поскольку никто никогдане пробовал.

Никто, кроме меня.

Я попробовала и могу сказать: ужасно! Врагу не пожелаешь!Счастливым случаем избежала смертельной скуки, грозящей неизлечимой депрессией.

Вот, каково оно жить в порядке без привычки. Так уж устроеннаш человек с его загадочной русской душой — органически не переносит порядка.И вождей таких выбирает. Если (не приведи господи) попадется умник, который и всамом деле на порядок навострится, тут же русский человек и бунтанет: «Ктотакой? Откуда взялся грамотей этот? Гнать его в шею!»

Думаю, после такого скрупулезного анализа каждому станетпонятно, каково мне было без Маруси. Зато теперь, когда Иван Федорович исчез изМарусиной жизни, я получила полную дозу того необходимого беспорядка, которогобыла лишена все эти месяцы, пока Маруся с трогательной наивностью принималаалчные и меркантильные домогательства Ивана Федоровича за мексиканскую любовь.

Моя доверчивая Маруся. Ну откуда взяться в застуженномархангельском сердце мексиканской любви, когда в сердце этом одна лишь борьбаза выживание?

Маруся же со свойственным ей упрямством выдавала желаемое задействительное.

И вот результат. Он ее бросил, а я страдаю.

Каждое утро Маруся будит меня и требует сочувствия. Явскакиваю с кровати и нечесаная-немытая досматриваю сон уже на кухне, по пути готовячерный кофе и бутерброды с балыком, потому что страдать без балыка Маруся неможет. Ей нужно много балыка, впрочем, я не жадная и всегда готова угощатьчерт-те кого, ну просто всех подряд. Это мой недостаток, с которым я успешноборюсь, поэтому все считают меня скупой, не замечая при этом моего уникальногохладнокровия. Впрочем, и оно покинуло меня на десятом бутерброде.

— Хватит! — крикнула я Марусе. — Больше так продолжаться неможет!

— Конечно, не может, — с жаром поддержала меня она,проглатывая одиннадцатый бутерброд. — Не может, поэтому я взяла себя в руки иВаню нашла. Теперь знаю, где он живет, паразит, скотина, урод. Приглядел себедругую дуру, какую-то жирную уродину.

Хоть я прямо вся не видела ее, но уверена, что она жирнаяуродина. Кого еще мой Ваня может полюбить?

Я осела на табурет и сомнамбулически проследила за тем, какисчез двенадцатый бутерброд. «Сама, глупая, виновата, — рассеянно подумала я, —могла бы эти бутерброды делать поменьше».

— И что теперь? — промямлила я, втайне радуясь, что осталосьвсего два бутерброда.

— Теперь ты поедешь к этой его новой бабе и скажешь все, чтоя о ней думаю, — безапелляционно заявила Маруся.

«Неужели еще недавно я чувствовала себя счастливой от того,что Маруся снова моя?» — внутренне изумилась я.

Теперь по этому поводу я уже горевала — так безгранична мояМаруся. Я, признаться, от ее безграничности уже начала отвыкать, а потомуподзабыла, как умеет Маруся врываться в мою жизнь с целью «поставить ее наколеса». Правда, на этот раз все было еще хуже: Маруся жаждала, чтобы «наколеса» была поставлена ее жизнь. Но почему именно моими усилиями? Я же неединственная Марусина подруга. Есть же и другие несчастные.

Этот вопрос я тут же задала Марусе.

— Другие работают, а ты — никогда, — мгновенно выдала ответМаруся.

Я возмутилась:

— Ха, значит, пока они там беззаботно прохлаждаются на своейработе, я должна отдуваться за них и как угорелая носиться по городу в поискахтвоего Вани?