Портреты в черных тонах (Стеклянная тень - исход) - Михаил Март

Убить трое суток на прозябание и безделье такой активный и деловой человек, как Аркадий Сергеевич Мезенцев, позволить себе не мог. И только острый сердечный приступ заставил его пролежать на больничной койке целых три дня. По сути дела, не так много с точки зрения медицины. Тут надо сделать оговорку. Мезенцев лежал не в простой больнице, а в частной клинике, принадлежащей домашнему врачу семьи Мезенцевых профессору Флярковскому. Что касается «больничной койки», то под этим определением понималась огромная палата, оборудованная по последнему слову техники. Знакомство пациента и врача состоялось давно. Тогда Флярковский еще не числился среди светил науки, а работал судмедэкспертом в прокуратуре и оказался в нужный момент в нужном месте. Мезенцева на улице среди бела дня застал сердечный приступ, а «случайный» прохожий, оказавшийся врачом, помог ему остаться в живых. В те времена понятия «семейный доктор» еще не существовало, но директор крупного завода Мезенцев мог себе позволить все, что пожелает. Так Флярковский получил шанс подняться на заоблачную высоту.

С тех пор прошло больше тридцати лет. Времена изменились, и страна тоже. Теперь Флярковский стал мировой известностью, а его пациент – крупнейшим бизнесменом и одним из самых богатых людей страны. Профессора сотни раз приглашали в Москву и обещали златые горы. Но он отказывался. У него и в этих краях имелось все, что требовалось для успешной карьеры. Благодарный больной выстроил врачу клинику и оснастил ее всем необходимым. Флярковский добра не забывал.

Так они и жили в крупном промышленном центре за Уралом.

– Мне пора вставать, Генрих! – уверенным басом встретил больной вошедшего в палату врача. – Ты можешь поставить меня на ноги за пару часов?

– Лежи, Аркадий. У меня нет лицензии на чудеса. Я врач, а не волшебник.

Генрих Адамович Флярковский придвинул стул к кровати подопечного и сел. Оба – люди уже немолодые, хорошо знающие и понимающие друг друга без лишних слов.

– Ну, зачитывай свой приговор, – криво усмехнулся Мезенцев.

– Сердце дрянь. Следующий приступ ты можешь не пережить. Говорят, всех денег не заработаешь! Это не про тебя, ты заработал. Тебе шестьдесят пять. Пора на покой.

– Хватит мне лапшу на уши вешать. Покой нам только снится, как сказал поэт. Работа заставляет меня жить! Аркадий Мезенцев – пенсионер! Ты можешь себе это представить? Я – нет.

– Слишком большие нагрузки плюс неуемное влечение к женщинам. Ты сам крадешь у себя жизнь.

– Поздно меня перевоспитывать. Я здоров как бык!

– Ты меня недослушал, Аркаша. У тебя очень плохая кровь. Речь идет об онкологии. Впервые ты дал мне время сделать полное обследование. Виноватых искать не будем.

– Рак?

– Прогрессирующий!

– Вытащи к черту эту опухоль. Сколько проживу, столько проживу, но ничего в своем бесшабашном образе жизни менять не буду.

– Лимфа, Аркаша. Лимфатические узлы – это все тело. Удалять нам нечего. Поможет только химиотерапия. Но для этого требуется стационар и постоянное наблюдение.

– Облучать хочешь? Сделать меня импотентом через месяц? Но жизнь ты мне все равно не спасешь. А зачем жить без баб? – Мезенцев ударил кулаком по мягкой кровати. – Сколько?

– Если ничего не делать, то максимум год. Сейчас еще есть надежда.

– У меня нет. Я не могу бросить дело моей жизни коту под хвост.

– У тебя дочь. Такая же твердая и бескомпромиссная, как ты. Да еще пограмотнее папочки. С детства с делом знакома. Ты ее на работу за собой таскал, когда ее ровесники в детский сад ходили. Марии уже за тридцать, а она не замужем.

– Ей, как и мне, кухня не нужна! На то кухарок хватает. Детей плодить не ее дело, а хахалей пусть себе заводит, сколько хочет! – заорал Мезенцев. – Но Машка еще не готова взвалить на себя мой тяжкий груз! Мозгов у нее хватит, а опыта нет. – Он уже не кричал, а говорил тихо и задумчиво: – Маша хорошо разбирается в людях, какие точные оценки им дает. Одна фраза, слово – и вы уже знаете о человеке все.

– Здесь ты прав, шушеру она насквозь видит, но умников в нашем деле тоже хватает, Аркаша. Дуракам иногда везет, они могут чего-то добиться, но только на первых порах. Ей же придется толкаться лбами с титанами. С теми, кто непотопляем.

– Так ты говоришь, у меня есть год?

– Без вмешательства, да еще срочного, я за твою жизнь ломаного гроша не дам. Организм будет слабеть с каждым днем. А при твоей активности слабость – твой злейший враг. Она тебя и погубит. Однажды, поняв, что ты не можешь подняться с постели, ты испугаешься и тебя хватит удар. Я не бог, Аркаша. Никто еще не выиграл схватку со смертью. Она непобедима. С ней можно договориться – получить отсрочку. С этим я могу справиться. Но выгнать ее за дверь навсегда невозможно. Для нее не существует преград и авторитетов.

– Спасибо за предупреждение, друг. Буду экономить оставшееся время. Подыхать, так с музыкой.

У Мезенцева загорелись глаза. Профессор не уставал поражаться, глядя на этого человека. Мезенцева ничто не могло сломить. Даже от собственной смерти он хотел получить выгоду.

– Распорядись принести мою одежду, Генрих.

– Ты должен уделять мне час времени в день, Аркадий, иначе я сочту себя убийцей.

– И ты им станешь, профессор. Тихая смерть в постели под капельницей мне не нужна. Достань хороший яд. Завтра я напишу завещание. Мое тело вскрывать будешь ты, яда в организме не найдешь. Я должен сдохнуть с допитой рюмкой коньяка в руке, а не на больничной койке. Моей слабости никто не увидит.

Флярковский ничего не ответил. Спорить с Мезенцевым невозможно. Либо ты говоришь «да» либо идешь ко всем чертям с матерями. По-другому ни у кого не получалось.