Экстремист - Сергей Валяев

Иногда после дурного сна просыпаюсь с мыслью, что всем нам могильная хана. Выразился куда бы энергичнее, да слишком много поборников русской словесности, которые брызгают кислотной слюной и, картавя, требуя культуры речи. А какая может быть культура, блядь, речи, когда в мире происходит… война. Вернее, она начинается Третья Мировая, но все делают вид, что ничего такого не происходит: локальный конфликт под балканским небом. Фуюшки, в смысле, ничего подобного, господа президенты, премьеры, министры и прочая звездно-полосатая срань. Налицо все признаки атомной войнушки. Так что не надо мастурбировать тухлые мозги ни себе, ни народам мира, а делать все, чтобы наш земной шарик не облучился лечебным цезием.

Да, я люблю и умею говорить правду. Лучше кровавая и страшная правда, чем сладкая ложь, не так ли? У нас правду никто и никогда не любил. Пять лет назад я ликвидировал высокопоставленного ублюдка по фамилии Хромужкин, у которого ходил телохранителем. Он был самоуверенным болваном, к тому же пассивным педерастом и считал, что мир создан для его животной плоти. Однажды он плохо кончил, в смысле, я отрезал ему его же достоинство, когда понял, что хозяин жизни не понимает текущего политического момента.

Он корчился от боли и кровь фонтонировала: фьюк-фьюк! Зрелище было потешным и назидательным. Для тех, кто с помощью своей демократической жопы хотел достичь высот политического олимпа. Они, намыленные, бились в казенной баньке, думая, что их ждет такая же счастливая участь. Я вонзил тиг в лавку и рассмеялся:

— Делайте новые ставки, господа.

И ушел. Чтобы вернуться через пять лет. Был молод, самонадеян и верил, что способен изменить мир — кастрацией.

Увы, заблуждался. За что и получил пять лет отдыха на курорте имени «Красная шапочка». После трудовых таежных подвигов вернулся и обнаружил страну на разломе эпох.

Россия напоминал неуправляемый корабль, получивший смертельные пробоины и посему идущий на дно небытия. Команда и пассажиры, в панике загрузившись в шлюпки, пытались в одиночестве победить штормовую волну. И доплыть до спасительного острова, где их ждало райское наслаждение — кокосы и окультуренные людоеды во фраках и цилиндрах из Международного Валютного Фонда.

Не всякому удалось вкусить райских реформаторских плодов и дожить до счастливого будущего. А те, кто таки дожил, поставлены самоуверенным янки Б.К. в интересную позу. Какую? Это к социально-активной и пухленькой любительнице чизбургеров с берегов Патомака. А если говорить без обиняков: конец света близок — ближе не бывает. Возникает вопрос: что делать? Выхода два: или получать удовольствие, разлагаясь от ядерной присыпки, или пытаться противостоять неприятному развитию исторических событий. Как сказал кто-то из великих: война после Атомной будет на дубинах. И с этим трудно поспорить. Впрочем, я и не спорил, хотя и любил это делать. Моя беда в том, что я человек действия. А любое действие, как известно, вызывает противодействие. И отсюда мои неприятности, если говорить сдержанно. И почему я не любитель букашек, таракашек и прочих насекомоядных тварей? Жил бы тихо и богобоязненно. Собирал коллекцию пришпиленных иглами, крылатых красивых трупиков. На радость научной общественности и супруге Берте, скажем, Эразмовне, женщине во всех смыслах положительной, тишайшей, в очках, с пучком немытых волос на затылке, с болезненным запахом всего своего валерианового пустотелого организма… Брр!

Нет, только не это: жить редкими минутами семейного совокупления. Простите-простите. Великий еврей Эйнштейн был прав: все относительно. В этом мире, уже перетравленном ядерным, повторю, дустом. Я должен быть благодарен судьбе: она увела от житейского омута.

Я родился 26 мая, и поэтому чувствовал весну всей своей выдубленной жизнью шкурой. Тело бренно — дух вечен. Но даже духу противна мысль, что его хотят потравить плутонием 235.

Справедливости ради надо сказать, что мы тоже не лыком шиты. Такую иногда вывернем душевную азиатскую потребность, что вся ухоженная и чистенькая пруссачья Европа от испуга пустит стыдливый пук.

И это правильно. Что можно ожидать от первой в мире стране по всевозможным мыслимым и немыслимым экспериментам? Мы первые везде: по морозам, нефти, лесу, водки, политическим партиям, кровопусканию и всеобщему разгильдяйству.

У нас взрываются атомные электростанции, уходят камнем на дно океанские секретные субмарины с ядерной начинкой, дотла сжигаются в газовом пламени пассажирские поезда, проводят народные игры по обмену карманной наличности, знаменитый балет «Лебединое озеро» демонстрируют исключительно в дни путчей, национальный позор показывают всему миру, чтобы тот воочию убедился в боевой готовности гвардейских танковых соединений и так далее.

Словом, все народы мира и Европы, затаив дыхание, с напряжением ждут, что ещё им преподнесет уму непостижимое наше распыздяйство. И они, безусловно, правы в своем мещанском страхе. Мы — страна неожиданных, самых нелепых и диких событий с точки зрения цивилизованного бюргера, жизнь которого размерена, как дорожная разметка на скоростном бетонном бане Бонн-Кельн, как пиво по утрам, как скунсовый шнапс по вечерам и добропорядочная плановая эякуляция по выходным дням. Скучно живете, господа. То-то у нас — то ли бунт зреет, то ли дымок гражданской войны вьется, то ли выборы грядут, которые хуже смерти.

Впрочем, Европа тоже решила поучаствовать в «русской рулетке», только вот «кольт» оказался в хамоватых руках тех, кто мечтает установить новый порядок в мире.

И что же?

— Du courage il faut trouver le true pour truguer be truguagea.

Перевожу: «Мужайтесь, надо найти винтик, чтобы развинтить весь механизм».

И этим винтиком буду я. В наше время всегда есть место подвигу. И если кто-то хочет последовать пророчествам Ностардамуса, должен помнить: от их детей тоже ничего не останется — даже теней.

Москва встречала молодое лето ЧП (чрезвычайным положением), параличом власти, взрывами в центре, автомобильными заторами, ростом цен и всеобщим безмолвствием. Как говорится, народ безмолвствовал.

Так молчат в доме преставившегося душегуба, у которого морда такая, что и в гробу, в предцарствии лежащая, кирпича просит. То есть хоть и в мир иной отдалился, да на роже такая краснота, что живому дай Бог, а помер-то с опою, лишнего испил и помер.

Я прогулялся по любимому городу. Народец шастал по улицам, не обращая внимания на БТРы и военизированные патрули. Что-что, а привыкает наш человечек к прилагаемым обстоятельствам быстро; главное, чтобы атомной войнушки не было.

Уличные фотографы, похожие повадками на грифов, кружили вокруг зевак, гуляющих по Арбату. Молодые лавочники в пятнисто-полевой форме предлагали по договорным ценам стрелянные гильзы с Балкан, веточки стальной импортной проволоки из Африки, боевые медали и ордена Союза ССР, а так же офицерское обмундирование и солдатские шапки-ушанки.