Битая карта - Иэн Рэнкин

Удивительно, но соседи никогда не жаловались и даже — как впоследствии многие из них говорили журналистам — ничего не знали. До той самой ночи, когда их сон был прерван неожиданным оживлением на улице. Машины, фургоны, полицейские, треск раций. Не то чтобы все они громко шумели. Операцию провели с такой скоростью и с таким добрым (да-да) юмором, что некоторые весь этот аттракцион попросту проспали.

— Я хочу, чтобы все прошло деликатно, — объяснил на вечерней летучке своим людям старший суперинтендант Фермер Уотсон. — Пусть это и дом терпимости, но в хорошем районе, если вы меня понимаете. Я уж не говорю о том, кого мы там можем застать. Вполне возможно, что и нашего дорогого главного констебля.

Уотсон улыбнулся, давая понять, что это шутка, но кое-кто из присутствовавших, знавших главного констебля, судя по всему, лучше, чем Уотсон, переглянулись и иронически ухмыльнулись.

— Так, — сказал Уотсон, — давайте-ка еще раз пробежимся по плану операции…

Господи, да он же кайф от всего этого ловит, подумал инспектор уголовной полиции Джон Ребус. От каждой минуты. А почему бы и нет? В конце концов, это его младенчик, и роды предполагается принимать на дому. Иными словами, на Уотсоне лежит ответственность за всю операцию, начиная от непорочного зачатия и заканчивая непорочным разрешением от бремени.

Возможно, это что-то вроде мужского климакса — потребность слегка поиграть мускулами. Большинство старших суперинтендантов, которых Ребус немало повидал за свои двадцать лет службы в полиции, знай себе перекладывали бумажки и спокойно дожидались пенсии. Но только не Уотсон. Уотсон был как британский Четвертый канал: сплошные независимые программы для узкой целевой аудитории. Нельзя сказать, чтобы он гнал волну, но брызг хватало.

А теперь у него, похоже, появился информатор, некто невидимый, кто шепнул ему на ушко слово «бордель». Грех и распутство! Непримиримое пресвитерианское сердце Уотсона зажглось праведным гневом. Он принадлежал к тем набожным уроженцам Хайленда, [1]которые если и признают секс, то лишь в браке — его сын и дочь были тому доказательством, — но все остальное считают неприемлемым. Если в Эдинбурге действует бордель, Уотсон не был бы Уотсоном, если бы не захотел немедленно его прикрыть.

Но потом информатор сообщил адресок, и тут появились сомнения. Бордель располагался на одной из самых приличных улиц Нового города — тихие георгианские дома, старые деревья, «саабы» и «вольво», и жили там люди образованные: юристы, врачи, университетские профессора. Это вам не какой-нибудь портовый притон с темными, сырыми номерами над пивнушкой. Это район, где кристаллизовалась, по выражению самого же Ребуса, самая соленая соль земли. Уотсон не видел в этом ничего смешного.

Несколько дней и ночей незаметные люди в неприметных машинах вели наблюдение за домом. Наконец сомнений не осталось: что бы ни происходило в комнатах за тяжелыми шторами, происходило это после полуночи и довольно активно. Любопытно, что при всей многочисленности посетителей лишь немногие приезжали в этот дом на машинах, и один наблюдательный детектив, выйдя помочиться посреди ночи, обнаружил почему. Посетители дома парковали свои машины на близлежащих улицах и последнюю сотню ярдов — а то и больше — шли к входной двери четырехэтажного здания пешочком. Возможно, такова была политика заведения: частые хлопки автомобильных дверей по ночам вызвали бы подозрение соседей. А может быть, посетители думали в первую очередь о себе — не хотели оставлять машины на хорошо освещенной улице, где их легко могли узнать…

Регистрационные номера этих машин были переписаны и проверены, так же как и фотографии посетителей. Был установлен владелец дома. Ему принадлежала половина виноградника во Франции и несколько домов в Эдинбурге, а сам он круглый год жил в Бордо. Дом он сдал внаем некой миссис Крофт — весьма благовоспитанной даме лет пятидесяти пяти. Имел с ней дело адвокат владельца. По словам адвоката, она платила всегда вовремя, наличными. Так в чем, собственно, дело?.. Нет-нет, заверили его, все в полном порядке, только желательно этот разговор сохранить в тайне…

Тем временем выяснилось, что владельцы машин — бизнесмены. Некоторые из них местные, но большинство приезжает в город с юга, из-за шотландской границы. Воодушевленный этими сведениями, Уотсон начал планировать операцию. Со своим обычным остроумием и проницательностью он дал операции название «Косарь».

— Понимаешь, Джон, нужно выкосить этот бордель, как сорняк.

— Да, сэр, — ответил Ребус. — Насчет косить-откосить-закосить — это мы понимаем.

Уотсон пожал плечами. Он был не из тех, кого легко сбить с толку.

— Бог с ними, с косарями, — сказал он. — Займемся сорняком.

* * *

План строился на том, что самый разгар деловой активности в доме — около полуночи, а потому операцию назначили на час ночи с пятницы на субботу. Ордера были выписаны заранее. Каждый в команде знал свое место. Адвокат даже предоставил план дома, и участники операции знали его назубок.