Белка в колесе Фортуны - Наталья Александрова

Андрей Иванович скосил глаза на часы. До назначенной встречиоставалось десять минут. Он знал, что на такие встречи не опаздывают, а тут,как назло, попал в пробку. Как всегда в таких ситуациях, заныло сердце, тяжелозастучало в висках. Нащупав в кармане пузырек с лекарством, он вытряхнул наладонь шарик, бросил под язык…

Дышать стало легче, боль отступила. Он глубоко вздохнул,откинулся на спинку сиденья.

Между застрявшими в пробке машинами ловко сновали продавцыгазет, попрошайки. Мальчишка лет тринадцати остановился возле его «мазды»,выкрикнул:

– Скандальный развод олигарха! Последняя гастрользнаменитого иллюзиониста! В Неве появились пираньи! Покупайте газету «Штопор»!

– Почему «штопор»? – заинтересовался Андрей Иванович.

– Потому что с ней пробки станут незаметными! –отозвался газетчик. – Купи, дяденька! Всего десятка!

Андрей Иванович сунул бойкому мальчишке десятку, бросилгазету на сиденье. Не то чтобы его интересовали скандальные слухи, просто в этомпредприимчивом подростке он вдруг увидел себя самого лет тридцать назад…

Машины тронулись. Андрей Иванович выжал сцепление,переключил скорость, понемногу прибавил газ и вздохнул свободнее. Еще вполнеможно успеть на встречу…

Его внимание привлек какой-то шорох справа на сиденье.

Он скосил глаза…

Рядом с маленькой сумкой-барсеткой тисненой испанской кожилежала та самая бульварная газетка. Пираньи, олигархи, воротилы шоу-бизнесаукрашали первую полосу…

Газета шевельнулась.

Что за черт?!

Андрей Иванович на долю секунды зажмурил глаза, хотя и знал,что за рулем нельзя терять внимание. Но если у него начинаются галлюцинации –это еще хуже.

Бросил взгляд на дорогу и снова взглянул на чертовугазетенку.

Верхний лист чуть заметно приподнялся, и из-под него выскользнулатреугольная серая головка с немигающими черными глазами. Узкий раздвоенныйязык, плоские ноздри…

Змея приподняла голову и уставилась своими немигающимиглазами прямо в глаза человеку.

Сердце глухо провалилось в пропасть, во рту стало горько исухо, перед глазами поплыла красная пульсирующая мгла. Руки стали ватными,непослушными. Они выронили руль, и машина, потеряв управление, вильнула и наполной скорости врезалась в фонарный столб. Раздался резкий скрежет рвущегосяметалла, посыпались стекла, но Андрей Иванович этого уже не слышал. Он скользилпо длинному темному коридору, и впереди маячило ослепительное голубое сияние…

– Отъездился, болезный! – проговорила сгорбленнаястарушка и перекрестилась на купола Никольского собора.

– Садятся за руль пьяные! – подал реплику мрачныймужчина в зеленой куртке. – Хорошо, только сам разбился, а мог ведь ещекого-то сбить! Вон прямо ведь на тротуар выскочил! А если бы там был кто? Даютправа всяким!

Разбитая «мазда» тонко подвывала, как будто звала на помощь.Мертвый водитель уронил лицо на приборную доску, как будто его свалилавнезапная усталость. Правая дверца машины от удара распахнулась, подбежалилюбопытные. Ветерок выдул из двери бульварную газетенку с портретом знаменитойэстрадной звезды в самом непотребном виде. Человек за рулем был мертв, это быловидно с первого взгляда. Больше на сиденье ничего не было.

Есть в Петербурге места, куда нужно приходить в определенноевремя года, тогда мысль творца города становится особенно ясной. Например,стрелка Васильевского острова отлично смотрится в ветреный летний день, когдасолнце слепит глаза, торопливые белые облака отражаются в Неве, и не понять,облака это или барашки на волнах. Когда огонь на Ростральных колоннах стремитсяв небо, а вода из фонтанов на реке пытается догнать его, хоть и знает, что делоэто пустое. И брызги, подгоняемые ветром, летят на берег, отпугивая толпытуристов, пришедших полюбоваться на красоту, и достигают подножия колонн, но доогня им никогда не добраться.

Или в сырой зимний день, когда деревья в Михайловском садупокрыты инеем, приятно скользить по обледенелым дорожкам, вспоминая сказкиАндерсена, а потом выйти к боковому фасаду Инженерного замка, посмотреть настатуи с шапками снега на головах, привычно поразиться цвету стен, вспомнивлегенду о том, как Павел Первый велел покрасить стены замка под цвет перчатоксвоей фаворитки.

Можно гулять в Летнем саду, шурша осенними листьями, можноидти вдоль берега Лебяжьей канавки, глядя в темную осеннюю воду, можно дойти допортика Нового Эрмитажа и, улучив минутку, пощекотать ближайшему атланту чернуюледяную пятку, не боясь, что он лягнет ногой в ответ.

В такие дни городу прощается все: полугодовая зима,сопровождаемая дождем вперемежку со снегом, отвратительное дорожное покрытие,вечно ломающиеся снегоуборочные машины и ужасная привычка городских властейчинить трубы с началом отопительного сезона.

Человек, сидевший в кафе на террасе возле бывшегоНикольского рынка, имел все предпосылки чувствовать себя счастливым.

Перед ним открывался дивный вид. Стояла середина октября,светило солнце, на синем небе не было ни облачка. С солнцем соперничали кленыНикольского сада, покрытые листьями различных оттенков желтого и красногоцвета. Листья падали на землю, медленно кружась, создавая тем самым дополнительныйсветовой эффект. Прямо перед собой посетитель кафе видел пересечение двухканалов – Екатерининского и Крюкова, почти рядом располагались три мостика. Ещечетыре моста виднелись в обозримом пространстве, таким образом, не вставая сместа и даже не сильно вертя головой, можно было видеть семь мостов.

Солнце отражалось в воде каналов, желтые листья плыли вФонтанку, а потом, если повезет, в Неву. Воздух был свеж и по-осеннемупрозрачен, и над всем этим великолепием нависал Никольский собор, и больно былосмотреть на золотые купола, до того жарко горели они на солнце.

Солнце не попадало на террасу, было прохладно, и к каждомустолику вынесен был специальный электрический обогреватель – что-то похожее наторшер, только сверху лился не свет, а тепло.

Официантка Люся наблюдала за клиентами на террасе сквозьприоткрытую стеклянную дверь. Было позднее утро, народу немного. Мама с сыномлет семи ели мороженое, немолодая пара пила чай с фруктовыми пирожными, да вуглу сидел хорошо одетый мужчина от тридцати пяти до сорока и читал газету.Мужчина был симпатичный, пожалуй, даже привлекательный, однако – странноедело! – как только Люся отворачивалась, она тут же забывала его лицо. Люсяуже принесла ему чашку кофе и получила в ответ благодарную улыбку, потому чтокофе она варила отлично, это все признавали, а для этого симпатичного мужчиныпостаралась особенно, потому что угадала в нем истинного ценителя.