Крепость Бреслау - Марек Краевский

Огромные черные очки скрывали не позорное прошлое, а бело-красные шрамы от ожогов — а может быть, не уступал в мыслях Кридл, и то и другое. Остальное — кольцо, золотой браслет, ботинки, сверкающие как зеркало, немчизна со странной, неизвестной Кридлу мелодией — беспокоило и соответствовало стереотипу крупной рыбы с венского дна, которая вплыла сюда, в мутную вода четырех держав, чтобы делать темные гешефты.

Люди, которые появились на лестнице, тоже беспокоили портье. Он впервые увидел их вчера — четверых молодых мужчин, которые ворвались в холл с пьяницей в натянутой на глаза шляпе. Затем они опустили его на то же кресло, на котором сейчас сидел старик с обожженным лицом, и напомнили Кридлу о бронировании, сделанном несколько дней назад Полицайдирекцией.

Портье ничего тогда не сказал, кинул лишь быстрый взгляд на удостоверение полицейского, выданной на имя Йорга Ханущека, выдал владельцу удостоверения ключи от комнаты номер пять, быстро сунул в карман брошенную ему двадцатишилинговую купюру и смотрел, как носки ботинок пьяницы стучат об очередную ступень лестницы, а обрезанные куртки полицейских агентов почти лопаются на их мощных спинах.

Через некоторое время запустил все еще исправную подслушивающую систему, установленную тут гестапо вскоре после радостного включения Австрии в Тысячелетний Рейх, регулятор установил на пятерку и приложил раскаленное от любопытства ухо к старой трубке.

Увы — звуки из комнаты разочаровали Кридла. В течение двадцати четырех часов трубка передавала только шуршание ботинок по полу и шум водопада, спускающего клозет. В комнате номер пять никто за сутки не произнес ни единого слова. Сейчас так же двое обитателей комнаты номер пять старику, который встал с кресла при виде них, не произнесли ни слова.

Старик на секунду снял очки, и Кридл увидел выпученные налитые кровью глаза в полных шрамов глазницах. На агентов — в отличие от портье — это не произвело ни малейшего впечатления. Они кивнули головами и показали догоняющему щеголю путь к лестнице.

Когда они исчезли в коридоре, Кридл повернул ручку на цифру «пять» и приложил ухо к трубке. Он прибавил громкость и сосредоточился. У него снова запылало ухо. Однако не от любопытства, а от сильного удара, который сбросил его со стула. Крошечное тело Кридла закружилось в тесном пространстве дежурки, а его ботинки застучали о деревянные стены.

— Нехорошо, нехорошо так подслушивать, — буркнул высокий человек в шляпе и склонился над Кридлом.

Следующий и последний удар, нанесенный в другое ухо, лишил портье чувства слуха. Он все еще лежал на полу, язык выходил у него изо рта, а глаза — из орбит. Человек в шляпе поставил рядом с подслушивающей трубкой предмет, похожий на маленькое транзисторное радио. Он включил его, поднял доску прилавка, отделявшую приемную от холла, и оказался на рабочем месте Кридла.

Он усадил его в кресло, плоским ударом руки надвинул ему на лоб служебную фуражку, склонился над ним и написал на листке: «Не трогай его, а то получишь в ухо. Я стою за тобой».

Затем вышел за портьеру, которая отделяла регистрацию от задника, вынул идентичный предмет, как тот, который поставил рядом с трубой, поднес к нему микрофон, который затем подложил к маленькому катушечному магнитофону, извлеченному из кармана пальто. Кабелем он соединил второе гнездо магнитофона с маленьким наушником, который вставил в ухо.

Он обратился в слух:

— …свидетельство о том, что мы из Моссада? Может, мне дать вам еще печать? А вы, в свою очередь, станете моим агентом ЦРУ.

— Не иронизируйте. Если в человеке, которого вы мне покажете, я узнаю военного преступника, а господа не оттуда, откуда говорят, а например, из Одессы, то что тогда?

— Разве я похож на немца? На эсэсовца? Вы старый человек и наш гость. Поэтому я проглочу это оскорбление. Вам достаточно моего лагерного номера, или еще что-нибудь показать?

— Да, покажите мне того человека (хлопнув дверью).

— Вот он, сидит на унитазе. Сними с него маску, Аврам! (шорох ткани).

— Вы знаете этого человека?

— (минута молчания) Нет, не знаю.

— Скажите, пожалуйста, какова его предполагаемая нынешняя личность. Это поможет мне.

— Зачем?

— Если вы его не узнаете, то мы уже благодарим вас, а этого человека отпустим.

— Вы не знаете, что в случае военных преступлений жертва вытесняет из памяти все.

— Вы были жертвой? Насколько я знаю, это скорее вы приказывали (с раздражением). Давайте! Посмотрите на него еще раз!

— Приказывать — это ты можешь своим парням в Иудейской пустыне! (хлопок дверями).

— Подождите, капитан Мок! Я погорячился. Его зовут Хельмут Крестани, и он торговец из Цюриха. Мы подозреваем, что это в действительности обергруппенфюрер СС Ганс Гнерлих, заместитель коменданта в Гросс-Розене, позже комендант трудового лагеря в Бреслау.

— Нет, это точно не Ганс Гнерлих.

— Вы уверены?

— Да, это точно не он.

— (после долгого молчания) Спасибо, господин капитан. До свидания!

— До свидания!

— (хлопок дверями) Аврам, напоить гоя, по тихой подбросить обратно в его отель!

Пожилой господин бодро спускался по лестнице.

Вальтер Кридл, слыша в ушах звон кафедральных колоколов, даже не взглянул на него — ни тогда, когда он приближался к регистрации, ни даже тогда, когда переступал ее порог. Он не поднял взгляда, когда пожилой господин в очках и высокий человек в шляпе вместе покидали холл. Сквозь грохот копыт прорвался тонкий звук — звонок у двери задребезжал высоко. Прорвалась и одна фраза, произнесенная человеком с обожженным лицом.

Кридл не был уверен, хорошо ли услышал, и, когда неделю спустя его допрашивала полиция, оговаривался десять раз и жаловался на гул раскачавшейся бронзы, прежде чем он повторил полицейским то, что ему показалось, что он услышал из уст обожженного мужчины. Но прежде чем сказать это, он очень долго размышлял над тоном его голоса, переполненным облегчением и радостью, и когда наконец допрашивающие его потеряли терпение, он с ужасом признался, что старик воскликнул: