Маникюр для покойника - Дарья Донцова

Я ненавижу своего мужа. Вот и сегодня, когда вдесять утра он с ласковой улыбкой вошел в мою спальню, держа в руках поднос, накотором выстроились в ряд чашечка кофе, молочник со сливками и сахарница, мнеотчего-то захотелось запустить в его голову ночником и разрыдаться.Справедливости ради следует отметить, что так начинаются не все мои утра, атолько те, когда Михаил дома. Тысячи и тысячи женщин не задумываясь отдадутправый глаз, чтобы иметь такого супруга – нежного, доброго, щедрого, богатого,понимающего… Но меня отчего-то тошнит, даже когда он ест суп, а на запахсигарет началась аллергия, хотя до этого спокойно прожила возле отца, невыпускавшего изо рта папиросу.

– Милая, – ласково сказал супруг,устанавливая на кровати специальный столик, – что-то ты сегоднябледненькая! Голова не болит? Выпей горяченького, сварил арабику, надеюсь, непереложил сахара…

Я покорно начала хлебать коричневую жидкость,абсолютно не ощущая вкуса. Тем временем Миша подошел к окну и раздвинулпортьеры. Серенький денек заглянул в комнату.

– Ну надо же! – восхитилсямуженек. – Только-только ноябрь начался, а снег уже выпал и холод стоитзверский. Наверное, ты поэтому не слишком хорошо себя чувствуешь! Знаешь что,оставайся в постельке. Сейчас велю Наташе быстренько убрать у тебя тут, иотдыхай. Хочешь, за пирожными съезжу?

Я медленно покачала головой.

– Так плохо? Даже эклерчиков несъешь? – расстроился Миша и выскользнул в коридор.

Я безнадежно смотрела ему вслед. Михаил хорошсобой настолько, что хоть снимай его для журнала мод. Рост под метр девяносто,вес около восьмидесяти, глаза голубые, вьющиеся кольцами белокурые волосы… Аеще в юношестве он занимался бодибилдингом, и, когда снимает рубашку, женщинывосторженно ахают, а присутствующие мужчины втягивают животы.

Миша богат. Только не подумайте, что сколотилсостояние, бегая с автоматом по улице, или обманывал доверчивых людей, создаваяфинансовые пирамиды. Нет, он просто крайне удачлив. Лет десять тому назадвместе со своим ближайшим другом Лешей начали заниматься торговлейкомпьютерами. Весь офис помещался в одной комнатке, а сегодня у них целая сетьмагазинов и сервисных центров. Прибыль муженек тут же вкладывает в дело, но нажизнь нам тоже остается вполне достаточно. Во всяком случае, имеем квартиру,дачу, две машины, домработницу, ездим несколько раз в год отдыхать за границу…Хотя почему это я говорю «имеем»? Все записано на Мишино имя, я абсолютно нищаяи, если супруг разведется со мной, останусь без копейки. Более того, я нигде неработаю и имею необыкновенно «нужную» и «хлебную» в наше время профессиюмузыканта.

Но я не играю на гитаре и не прыгаю смикрофоном по сцене. Я арфистка, причем более чем посредственная, хотя училасьигре на арфе долгие годы. Ну не заладились у меня отношения с арфой, я ненавижуэтот струнный инструмент так же, как своего мужа. Причем – одна пикантнаядеталь: Михаилу тридцать лет, а мне тридцать шесть, и я внешне похожа набольного кузнечика. Там, где у других женщин выдаются приятные округлости, уменя торчат кости, росточком я не дотянула до метра шестидесяти и вешу чутьбольше лягушки. Остается только удивляться природе, которая наградила меня приэтом тридцать девятым размером ноги. Глаза у меня голубые, близко посаженные кносу, рот маленький, а с волосами постоянная беда: завиваться они не хотят,укладываться тоже, по большей части торчат в разные стороны. К тому же не могупохвастаться хорошими зубами, и, когда Миша, демонстрируя безупречные клыки,ловко откусывает яблоко, в моей душе невольно вспыхивает зависть: ну почемуодним все, а другим ничего?

Впрочем, мне катастрофически не везло с самогодетства. Родилась я в более чем обеспеченной семье у достаточно пожилых людей.Папе, профессору, доктору наук, стукнуло пятьдесят пять, маме, оперной певице,было ровно на десять лет меньше. Детей в молодые годы у них не случилось, иродители думали, что бесплодны. Но тут вдруг господь решил одарить их милостью,и на свет появилась я.

Если думаете, что быть объектом великой,всепоглощающей любви легко, то ошибаетесь. Мое детство было ужасным. Никогда,ни при каких обстоятельствах меня ни разу не оставляли одну. В младенчествеприставили няню, в школьные годы – гувернантку Розу Яковлевну. Когда другиедети, раскрасневшись, летели на санках с горки, я, почти неподвижная в шубке,валенках, двух шапочках, варежках и шарфике, с завистью смотрела им вслед. Мамазапрещала все детские забавы, причем делалось это ради моего же блага. Ведь,катаясь с горки, можно повредить шею, бегая с мячиком – ногу, а прыжки черезскакалку грозили переломом позвоночника. Впрочем, купаться летом в речке тожене разрешалось, а в школу Роза Яковлевна водила меня вплоть до десятого класса.Школьный буфет и столовая были объявлены в нашем доме зоной отчуждения. Моянога не должна была туда даже ступать, потому что в недрах пищеблока гнездилисьстрашные болезни – желтуха, дизентерия и т. д. И вообще, меры по охране меня отбактерий и микробов принимались невероятные. Мороженое сначала должно былорастаять на блюдце, и только потом ребенку вручали ложку, яблоки и апельсинытщательно мылись с мылом, а следом ошпаривались кипятком, влажную уборку вдетской делали дважды в день, и все равно всевозможные болячки липли ко мнестаями. Начиная с первого класса я постоянно хворала, плавно переходя от кори кветрянке, а потом свинке. Если в городе начиналась эпидемия гриппа, яухитрялась заболеть им дважды, пожалуй, не осталось ни одной детской инфекции,миновавшей меня: ложный круп, скарлатина, коклюш… Школу я посещала урывками,училась отвратительно и никаких друзей не имела.

Потом встал вопрос об игре на музыкальноминструменте. Мама-певица подошла к его решению творчески и скрупулезно изучилавсе. Рояль отмели сразу – пианистов мучает жесточайший остеохондроз, от скрипкина подбородке возникает уродливая мозоль, виолончель не дает правильноразвиться грудной клетке… В конце концов папа, уставший от бесконечных маминыхстонов, изрек:

– Похоже, что самый лучший инструмент –деревянные ложки. Легкие и звучат громко!

Все-таки у отца было чувство юмора, но умамочки оно отсутствовало начисто, поэтому она замахала руками и заявила:

– Народные инструменты? Никогда.

Но тут у нее случился спектакль, и, окидываявзглядом оркестровую яму, мамуля приметила арфистку. Все моментально стало насвои места.