Чертова дюжина - Иван Сербин Страница 54

Здесь все было пыльным: и тусклое, цвета старого серебра небо, подернувшееся над горизонтом серой городской дымкой, и бесформенно растекшийся желток солнца, не греющего почти, а только так, делающего вид, и неожиданно высокие стройные сосны с махровой бурой хвоей и такими же бурыми стволами, и песочного цвета трава, и ржавые камни, и даже цепочка солдат, тянущаяся от асфальтовой дороги до дурно пахнущей, густо-грязной Москвы-реки. Правда, сосново-березовый подлесок, застывшая черная река и такой же черный Строгинский затон создавали ощущение близости хоть и странной, но все же живой природы. Солдаты, не знавшие о бомбах, весело болтали, некоторые даже покуривали втихаря, травили азартно байки, так же азартно и молодо ржали, «забив» на служебное положение, а заодно и на вялое, как свежевыстиранное белье, покрикивание лоховатого прапорщика:

— Разговорчики там!

Прапорщик был низеньким, ушастым, похожим на сову, спросонья угодившую под сенокосилку.

Двое оперативников Котова, выбравшись из желтых «Жигулей», саркастически осмотрели открывшуюся их взорам картину.

Первый — молодой, симпатичный, с внешностью Пирса Броснана — усмехнулся.

— Ну и как тебе?

Второй, постарше, мрачно сплюнул на пыльный асфальт.

— Дундуки, прости господи!

Молодой хмыкнул весело.

— А чего ты хотел, Дед? Это ведь для тебя тревога, а для них так, пшик. У срочников таких тревог по три на дню.

— Все равно дундуки, — все тем же покойницким тоном ответствовал Дед. — А-армия. Таких увидишь, и воевать-то расхочется.

— Вот-вот. Сразу понимаешь, что, несмотря на все старания народа, жизнь прекрасна и удивительна, — закончил молодой, не переставая скалиться, — хотя наш ржавый бронепоезд все еще стоит на запасном пути.

Дед посмотрел на него неодобрительно.

— Тоже мне, остряк-самоучка. — Он еще раз осмотрел уползавшую на горку асфальтовую дорогу, мертвые дома, лениво шевелящие хвоей деревья и вздохнул. — Ну пошли, что ли, Жванецкий?

Прапорщик уже заметил парочку в штатском и заторопился навстречу, по-журавлиному подпрыгивая на ходу и смешно размахивая тоненькими ручками-тростинками. Оперативники вышли на пустынную дорогу, и солдаты в оцеплении вдруг разом преобразились, ухватившись за болтающиеся стволами вниз «АКМ», прищурились настороженно, поджали губы. А прапорщик пер через оцепление, мешковатый, нескладный аника-воин. На подходе он вытянулся, прищелкнув каблуками, отклячил тощий зад и звенящим мальчишеским голосом отрапортовал:

— Здравия желаю! Прапорщик Афанасьев! — И улыбнулся едва ли не радостно.

— Кому? — могильным тоном поинтересовался Дед.

— Что «кому»? — растерялся совенок. Глаза его от непонимания сделались огромными, будто озеро Байкал, а уши нервно задвигались вперед-назад.

— Кому здравия-то желаешь?

— Так это… Нам сообщили, что должны приехать двое товарищей из… — Удивление на лице прапорщика сменилось вдруг угрожающей насупленностью. — А ну, предъявите документы! — с вызовом потребовал он, хватаясь за кобуру.

— Дошло наконец, — обрадовался молодой. — Поздравляю.

— Документы! — продолжал требовать совенок, судорожно пытаясь расстегнуть клапан и ухватиться за ребристую холодную рукоять «Макарова».

— Вот наши документы. — Оба оперативника продемонстрировали красные корочки. — Давно оцепление выставили?

— Так с полчаса уже стоим, — все больше теряясь, промямлил прапорщик. — Как распоряжение поступило, так мы, значит, и стоим.

— Происшествия были?

— Никак нет, не было.

— Хорошо.

В небе появился «Ми-8», тяжело проурчал над домами, завис на несколько секунд, словно огромный майский жук, затем качнулся и боком ушел в сторону Строгино. Оперативники проводили его взглядом и вновь повернулись к собеседнику.

— Труба-то где? — поинтересовался Дед.

— Внизу, — торопливо принялся объяснять военный. — Во-он там выходит из склона.

— Ясно, — кивнул удовлетворенно молодой. — Ну пошли, проводишь.

Миновав оцепление, оперативники зашагали вниз. За ними тянулся густой шлейф коричневато-серой пыли. Прапорщик морщился, однако, делать нечего, поспешал следом. Спустившись по жесткой ломкой траве к заросшему вонючей тиной берегу, пара сразу же увидела трубу, достаточно широкую для того, чтобы в нее в полный рост мог войти высокий мужчина. Из трубы все еще текла вода — бурный теплый поток, парящий на прохладном воздухе. Он с гулом вливался в широкий ручей, на дне которого грациозно полоскались длинные водоросли.

— Черт! — беззлобно, но не без досады, воскликнул молодой. — Знать бы, сапоги б резиновые надел.

— Пошли-пошли, — подбодрил его напарник. — Фонарь у тебя? Хорошо.

Они шагнули в воду и медленно побрели в темноту. Стоящий у трубы прапорщик с облегчением перевел дух. Он, как и все прочие граждане страны, не доверял комитетчикам и даже немного побаивался их.

Прапорщик только собрался в обратный путь, как из влажного полумрака вновь появился старший.

— Слышь, герой, учти: вокруг трубы — десятиметровая зона. Ближе никому не подходить.

— А мы и не… — начал было прапорщик.

Но оперативник остановил его движением руки.

— Кругом и шагом марш! А замечу кого, отвечать придется и виновному, и тебе как непосредственному начальнику. Все, свободен.

— Есть! — четко кашлянул совенок и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Умница, — буркнул похоронно оперативник и снова скрылся в трубе, быстро догоняя напарника.

Тот стоял перед выломанной с корнем решеткой. Сама решетка валялась в потоке, остались только дужки, к которым раньше крепилось заграждение.

— Видишь, — не оборачиваясь, спросил молодой, — крепеж сгнил совсем. Им даже резать ничего не пришлось. Нажали посильнее — и готово, заходи. Фугас там. Можно хоть сейчас экспертов вызывать.