Ядерный будильник - Сергей Гайдуков Страница 47

Какое-то время спустя Бондареву попала в руки оперативная справка про того розовощёкого шатена, так много знавшего про «кто ты» и «где ты». Чуть позже Бондарев случайно пересёкся на одном из заданий с человеком, который эту справку написал. В порядке обмена информацией Бондарев рассказал про историю с тремя фурами и про поразивший его тогда ненавидящий взгляд, прожигавший не хуже лазерного луча.

— А что ты хочешь? — сказал собеседник Бондарева. — Ты же встал у него на дороге, ты ему помешал, а значит, ты для него стал смертельным врагом. Это такая черта характера — он не переносит, когда что-нибудь выходит за рамки им придуманного плана. Он просто бесится от злости. Если он решил пойти на пляж, а тут начался дождь, то дождь становится его личным врагом. Такой уж это человек — он хочет, чтобы всё было по его. Он прёт как бульдозер и пленных не берет.

Розовощёкого шатена звали Антон Крестинский, и о его фантастической карьере были написаны не только оперативные справки, но и сотни газетных статей, а также несколько книг и даже два киносценария. В двадцать девять лет он стал советником президента с такими туманно-неопределёнными, а стало быть, неограниченными полномочиями, что это давало ему возможность заниматься практически всем на свете — от нефти и газа до региональных выборов и внешней политики; всем, что приносило прибыль, и всем, что могло расширить сферы его влияния, и без того немаленькие.

В тридцать один Крестинский был у вершины политической власти, но останавливаться на этом явно не собирался. Его остановили другие очень энергичные и влиятельные люди, которых вокруг президента традиционно было немало. Они уже привыкли к некоторым правилам мирного сосуществования, привыкли договариваться и идти на компромиссы, а тут им на голову свалилось несчастье в виде Крестинского, который ни с кем не хотел договариваться, а на слово «компромисс» у него была устойчивая аллергия. Это было похоже на аквариум с ленивыми жирными карпами, в который вдруг бросили молодую голодную акулу.

Олигархи терпели Крестинского год, потом объединились и организовали ему такую компрометацию в глазах президента, какой российская политическая жизнь ещё не знала. Прокуратура завела одновременно семь уголовных дел, Крестинский моментально получил отставку, а его активы в российских банках были арестованы.

Находившийся в это время в Южной Америке Крестинский собрал пресс-конференцию, на которой, дрожа от ярости, обзывал олигархов-заговорщиков самыми последними словами, а напоследок, глядя прямо в камеру, отчётливо произнёс три слова, от которых в Москве некоторым людям стало нехорошо.

— Я ещё вернусь, — сказал Крестинский и улыбнулся. Сказано это было настолько самоуверенно и убедительно, что некоторым олигархам пришлось напомнить, что это всего лишь телевизор, что Крестинский находится на другом конце земного шара и что его возвращение означает немедленный арест по всем семи открытым делам.

Сказав свои веские три слова, Крестинский тем не менее не побежал в аэропорт на первый самолёт до Москвы. Он проживал то в Аргентине, то в Южной Калифорнии, восстанавливал попорченную в былых сражениях нервную систему, заводил новые связи, поддерживал старые. Никто толком не знал, что у него на уме, но официальная Москва надеялась, что Крестинский успокоился или, по крайней мере, нашёл применение своей энергии в другом полушарии.

Специалист по Крестинскому, с которым беседовал Бондарев, на этот счёт коротко сказал:

— Чёрта с два.