Без веры - Борис Седов

– Здра-а-авствуй, красавица!

Робко, бочком-бочком, она просочилась в кабинет Главного и замерла на пороге, подумав о том, что последние месяцы ей почти каждую смену приходится бывать в этих просторных, отделанных по евростандарту чертогах. И при этом ее всякий раз встречают одной и той же уже набившей оскомину фразой: «Здра-а-авствуй, красавица». Далее следует: «Проходите, Стрелкова. Присаживайтесь». Этаким мягоньким и пушистым, елейным голоском, в котором сквозит скрытая угроза. И едкая змеиная улыбочка.

– Проходите, Стрелкова. Присаживайтесь.

Да, точно. Пока все по сценарию. Прелюдии ее встреч с Главным разнообразием не отличаются. Разнообразие будет потом.

А пока девушка, испытывая легкий мандраж, пересекла кабинет и скромно приткнулась на уголке мягкого стульчика, установленного возле стола для совещаний. Это место она занимала всегда. Точнее, последние два месяца, за которые ей довелось побывать у Главного уже больше десятка раз – с тех пор, как ее уличили в том, что она несколько раз вступала в интимную связь с находящимися на излечении зеками.

И, кроме того, – что в тысячу раз хуже – иногда смела таскать для них барбитураты и наркотики.

* * *

– Не поленись, пожалуйста, девочка, ознакомься. – Два месяца назад Главный начал их первую встречу с того, что швырнул на стол перед ней несколько листов бумаги. – Здесь показания сотрудников охраны и кое-кого из медперсонала о том, чем ты занимаешься с заключенными помимо своих обязанностей медсестры. Кстати, есть более десятка свидетелей. И этого хватит с избытком, чтобы тебя, потаскуху, уже сегодня, прямо сейчас, выпнуть хорошим ударом под зад из этого заведения. С отметкой в трудовой книжке о полном служебном несоответствии. И сомневаюсь, что тебе после этого будет просто найти другую работу. Какова перспективка?

Она молчала. А что говорить в такой ситуации?

– Так какова перспективка? Не слышу?! – повысил голос начальник. – Слышь, кошка блудливая?!

– Увольняйте, – обреченно пробормотала она.

– «Увольняйте», – кривляясь, передразнил ее Главный. – Сейчас это было бы проще простого. Вот только у нас все гораздо сложнее. – Пыхтя, он поднялся из кресла, небрежно сгреб рассыпанные по столу для совещаний листы с показаниями. – Это цветочки. Переходим, красавица, к ягодкам.

И на стол лег еще один лист бумаги.

– Постановление о возбуждении против тебя уголовного дела, – ликующим тоном пропел из-за спины девушки Главный. А она совсем не к месту подумала, что начальник надушен дорогой туалетной водой. – Хищение и распространение наркотических средств. Причем с использованием служебного положения. Статьи 228-я, пункт 3-й и 229-я, пункт 2-й Уголовного кодекса. От шести до десяти лет лишения свободы. И никаких там тебе «условно» или «с отсрочкой». – Главный чуть помолчал, картинно вздохнул: – А ведь уже в изоляторе тебя, такую красивую, сделают ковырялкой. Знаешь, что это такое? – И, не дожидаясь ответа, забрал со стола постановление, присоединил его к показаниям о развратном поведении его подчиненной и все бумаги аккуратно сложил в картонную канцелярскую папку. – Ну, чего застыла, как изваяние? Отправляйся работать. На сегодня у меня к тебе все, – добродушно, разве что не отеческим тоном произнес Главный, вернулся на свое рабочее место и, чуть повозившись с замком, открыл небольшой несгораемый шкаф. Картонная папка отправилась в его неглубокое чрево. – Ты что там, заснула? Не слышу, Стрелкова?

– Меня теперь будут судить? – не сказала, скорее, проблеяла она, тяжело поднимаясь из-за стола. Коленки позорно дрожали. Руки тряслись. В голове царил полнейший сумбур. И лишь одна мысль выделялась из всех остальных своей беспощадной определенностью: «Все, допрыгалась, дура! И черт тебя дернул когда-то оформиться на работу в это гадючье гнездо! Чего добивалась? К чему стремилась? До чего доигралась?» – Меня посадят?